После кемалистской революции в судьбе турецкой женщины произошли огромные перемены. В своих правах она была приравнена к мужчине. Среди турчанок есть и депутаты парламента, и профессора университета, писательницы, журналистки судьи, адвокаты и врачи; имеются среди них и певицы, балерины, драматические актрисы. Хотя еще совсем недавно, в конце XIX – начале XX в. турецкие женщины обо всем этой не могли и мечтать. Это были безмолвные затворницы гаремов, вся жизнь которых протекала в узких рамках семьи. Даже женские роли в турецком театре исполняли мужчины, а первыми актрисами, которые, наконец, появились в нем, были не мусульманки, а армянки и гречанки. В крупных городах массы турецких женщин участвуют теперь и в фабричном труде, работают в конторах и учреждениях, учительствуют. Все это ведет к тому, что женщина, особенно в рабочих семьях, начинает пользоваться все большей и боль-шей свободой. Турчанки из семей рабочих и интеллигенции все активней включаются в жизнь общества, в общественную и политическую деятельность. Однако отчасти турчанка скована до сих пор исламскими обычаями. В быту, в повседневной жизни она связана бесчисленными традиционными правилами поведения: обязана уступать дорогу мужчине, не имеет права обгонять его. Не принято в Турции и уступать женщине место в общественном транспорте. В мечетях, на похоронах женщины могут находиться только позади мужчин. Особенно строго все эти правила соблюдаются в провинции – мелких городках и деревнях, где традиционно сильно влияние религии. А ислам относится к женщине как к существу второго сорта. Мусульманские богословы даже считают, что женщины не имеют души, поэтому в загробном мире им нет места. Зато там будут гурии – вечно юные девы идеальной красоты, созданные Аллахом для услаждения праведников, попавших в рай... В каком-нибудь турецком городишке иной раз можно видеть, как муж идет по улице на один-два шага впереди жены и с таким выражением лица, словно идущая за ним женщина не имеет к нему никакого отношения. Если эта патриархальная чета вдруг повстречает такую же, с которой знакома, то можно наблюдать любопытную сценку. Приветствиями обмениваются только мужчины. Дважды, по турецкому обычаю, обнявшись и облобызавшись, перекинувшись несколькими словами, они продолжают каждый свой путь, а женщины, как тени, следом за ними. Бывает, что разговор мужчин затянется. Но женщины все время стоят поодаль, не вмешиваясь, молча наблюдая за беседой мужчин. Если «мусульманин» значит «покорный Аллаху», то мусульманка, по исламским канонам, должна быть покорна и мужу, своему земному богу и властелину... Чувство собственного превосходства по отношению к женщине, которое веками культивировалось и развивалось у мужской половины турецкого общества, внушалось «с младых ногтей» – мальчику, подростку, юноше; и, наоборот, сознание своей неполноценности, «второразрядности», насаждавшееся среди слабого пола, – все это продолжает сказываться и поныне. Мужчина – бог и царь в семье. И в обществе, даже при равных прочих условиях – одинаковом образовании, одной и той же профессии – он занимает всегда более высокое положение, чем женщина. Любовь между молодыми супругами, если она есть, всегда тщательно скрывается. В деревне, в провинциальных городках считается неприличным проявлять нежные чувства к своей жене на людях. Муж и жена очень редко появляются вместе. Муж даже избегает говорить о своей супруге, упоминать ее имя. И окружающие никогда не спрашивают его о ней. Солдат, вернувшийся в деревню из армии после двухлетней службы, встречается с женой лишь после того, как его встретят и приветят остальные родственники и соседи, т. е. практически все мужчины деревни, пишет американский социолог Пол Стирлинг, изучавший семейные отношения в современной турецкой деревне. Жена не может даже мельком взглянуть на него, сидящего в деревенской кофейне в окружении односельчан. Только когда вес разойдутся по домам и улягутся спать, он может увидеться наконец с собственной супругой. Если из турецкой деревни уезжают паломники в Мекку, отмечает Стирлинг, их перед посадкой в грузовик обнимают матери и сестры, но отнюдь не жены. Многие крестьянки никогда не выходят за пределы своей деревни. Только единицы из них изредка выезжают в город с мужем, отцом или старшим братом. Так проявляется в наши дни былое мусульманское затворничество женщин. Если быть точным, не ислам ввел отделение женщин от посторонних мужчин и предписал скрывать брачную жизнь от постороннего ока. Ислам лишь канонизировал и довел до крайности этот патриархальный обычай, существовавший во многих Древних обществах. В хеттской иероглифике есть специальный знак, обозначающий отдельное помещение для женщин. Особая женская половина дома – гинекей – была в античной Греции. В знатных индийских семьях женщин «затворяли» в первом веке нашей эры, когда ислама еще не существовало. Самостоя-тельно развился у индийцев и обычай парды (парда – занавес, перегородка) – традиционное избегание женщинами не только посторонних мужчин, но даже и мужской родни мужа. И в допетровской Руси жизнь боярынь и дворянок, хоть и не так, строго, но все же была ограничена стенами терема. Мусульманское право – шариат детально разработало, мусульманская юстиция настойчиво осуществляла правила изоляции женщин от «чужих» мужчин. Этому служили чадра, вуаль, женская половина дома, где жили все женщины семьи с детьми, решетки на окнах «женских комнат», отдельные «женские места» в мечетях, где женщинам отведена небольшая задняя часть молитвенного зала, отгороженная перегородкой, – нечто вроде галерки, только внизу, в партере. По Корану, если женщина появляется на людях, она должна быть закутана, как кокон. Она не смеет показывать лицо мужчинам (исключение – отец, муж, братья). Так было и в османской Турции до реформ кемалистов. Выходя на улицу, турчанка была обязана надеть вуаль – пече, закутаться в чадру – чаршаф, длинное черное покрывало, закрывающее голову, часть лица и скрывающее очертания фигуры. На улицах женщин могли сопровождать только евнухи, даже собственные мужья не имели на это права; полиция строго следила, чтобы ни один мужчина не приближался к женщинам, и ей некогда было разбираться, посторонний он или родственник. Когда турчанки – жительницы Стамбула гуляли где-нибудь в парке или на лоне природы у берегов Босфора, вокруг них образовывалась пустота: мужчины не приближались. Женщины не имела права пойти ни в театр, ни в кино, ни на концерт вместе с мужчинами. Половая сегрегация выделила для них и здесь особые места: ложи бенуара за решетками. Специальные купе и каюты для женщин были в поездах и на пароходах. На катерах, перевозивших пассажиров через Босфор, женщин от мужчин отделяли перегородки. Первые два ряда сидений в трамваях, отделенные глухим занавесом, отводились женщинам. И даже там турчанка не осмеливалась поднять вуаль: а что если прохожие увидят ее лицо через окно трамвайного вагона... Молодые турчанки в городах уже с 11 – 12 лет были обречены на затворничество в женской половине дома, а на улице должны были носить вуаль и чадру. Они уже не участвовали в детских играх, не встречались во дворе с подружками. Сверстницы из христианских семей спрашивали у родителей юной затворницы: – А где Фатьма? Почему она не выходит? – Фатьма больше не может к вам выходить, она надела пече и чаршаф, – следовал обычный в таких случаях ответ. Обычаи затворничества женщин неукоснительно блюли преимущественно богатые слон населения – феодалы, купцы, сановники, духовенство. Бедный люд в городе и деревне меньше соблюдал эти предписания ислама. На это были свои житейские причины: в доме бедняка не было места для харема – женской половины, а простая крестьянка, трудясь в поле, не надевалачадры, которая была бы помехой при работе. «Чадра – убор белоручки», – говорили турчанки. Крестьянки облачались в чадру лиши тогда, когда ехали в город, что случалось, быть может, раз в жизни у одной-двух женщин из всей деревни. На деревенской же улице они только прикрывали рот и нос краем платка, если мимо проходил посторонний мужчина. Сейчас вуаль-пече совершенно исчезла и в городе и в деревне. Но чадру-чаршаф еще иногда носят отдельные женщины, обычно пожилые и старухи. Исламская традиция полагает, что мужчина может чувств-вать к женщине только половое влечение. В уме турка-мусульманина, воспитанного в духе этой традиции (а таких среди старшего поколения большинство), просто не укладывается мысль о том, что между мужчиной и женщиной могут существовать какие-либо иные взаимоотношения, кроме половых, например, отношения коллег по работе или учебе. Нравственное поведение как мужчины, так и женщины регламентируется строгим кодексом приличий. Мужчина, не соблюдающий этих норм, пытающийся вне рамок этого кодекса установить какие бы то ни было связи с женщиной – от простого знакомства до дружбы, преследует, по мнению блюстителей исламской морали, лишь низменные цели. А женщина легко становится объек-том сплетен и пересудов, если увидят, как она перекинулась хотя бы несколькими словами с незнакомым мужчиной. Знакомство юноши с девушкой, если она ему понравилась и намерения его серьезны, происходит только через се родственников. И его родители обычно выступают при этом посредниками. Случайные знакомства на улице, в парке, кино и т. п. сурово осуждаются. Да и вряд ли турецкий юноша заговорит с незнакомой девушкой: он хорошо знает патриархальные нравы, знает, что может встретить резкий отпор мужчин из ее семьи. А если он попытается все-таки, минуя ее родителей или опекунов, навязывать свое знакомство, то в ход пойдут не только кулаки, но и ножи. Если семья девушки не против этого знакомства, то юноше разрешают приходить в дом, ходить со своей подругой в кино, на прогулку. Они считаются как бы помолвленными. А если дело пойдет к свадьбе, то устраивают и официальную помолвку. Сексуальная мораль в Турции, особенно в деревне, предельно строга. Добрачные связи – пятно бесчестия, которое бросает тень не только на семью «грешницы», но н на всю деревню. Нарушение норм половой морали – действительное пли мнимое влечет за собой самосуд толпы, наказывается смертью. В 1973г. в поезде, шедшем в Измир, произошел трагический случай. Пассажирам показалось, что один из попутчиков пристает к женщине в соседнем купе, пытается за ней ухаживать. Возмутившись, они выбросили «соблазнителя» из вагона на полном ходу. Многие турецкие газеты писали об этом происшествии как о поучительном факте, не видя никакой вины в самоуправстве незваных блюстителей нравственности. Однажды в Анкаре сторож убил юношу за то, что тот на улице, при людях, поцеловал девушку. Симпатии газет, писавших о суде над сторожем, были на стороне убийцы. В турецких городах существует особая полиция – полиция нравов, стоящая на страже половой морали. Поэтому в Турция никогда не увидишь целующуюся или обнявшуюся парочку – полиция нравов немедленно пресекает эти прегрешения. Шофер такси обычно не выключает свет в машине, если вечером к нему садится парочка. Ведь он не знает, кто его пассажиры – законные супруги, брат с сестрой или просто влюбленные. И лучше – блюсти нравственность. Официально существовавшие гаремы, полигамия, затворничество женщин – все это уничтожено революцией в законода-тельном порядке. Но прежние нравы живучи. Издать новые, чаконы, изменить или отменить старые гораздо легче, чем переделать традиционную психологию. На это нужно долгое время. Представление о том, что мужчины и женщины – это два обособленных мира, все еще крепко сидит в умах консервативно настроенных турок. В турецких кофейнях «алатурка» никогда не увидишь женщину. Здесь чисто мужские собрания. Лишь в кафе европейского типа, ресторанах среди посетителей есть женщины. Много их и в дансингах, ночных клубах, мюзик-холлах, казино (так в Турции называют рестораны-варьете) и других увеселительных заведениях «алафранга», как называют старые турки все эти заимствованные образчики западной цивилизации. Приобщение Турции к вольностям европейского быта допустило в эти места и женщин. Они сидят за столиками, ничуть не жеманясь, весело беседуют со своими спутниками, с которыми пришли провести вечер. Непринужденно чувствуют они себя и в своих туалетах, сделанных но последней моде, иногда довольно смелых. Когда заиграет музыка – танцуют модные западные танцы, если их пригласит кто-нибудь из сидящих с ними мужчин. Все эти по-сетительницы газино н дансингов, ведущие себя, по их мнению, вполне европеизированно, – родственницы вот этих самых пришедших с ними мужчин: их жены, дочери, сестры. Родственницы в сопровождении родственников, «вестернизованных» турок –чиновников, офицеров, представителей интеллигенции. Но если кто-нибудь посторонний, хотя бы с соседнего столика, вздумает пригласить на танец незнакомую турчанку, в лучшем случае он получит решительный отказ и встретит всеобщее осуждение; в худшем – нарвется на скандал. Впрочем, турку такая мысль и не придет никогда в голову. А иностранцев, особенно туристов, не знакомых с местными обычаями, предупреждают путеводители и гиды: «В Турции считается неприличным приглашать на танец незнакомую даму». «Не принято в Турции, – добавляют путеводители, – и подсаживаться на свободное место за стол в ресторане, особенно если за ним уже сидят не только мужчины, но и женщины». Горожане попроще – рабочие, ремесленники, мелкие служащие, приказчики, лоточники –не посещают ресторанов «алафранга». Как и крестьяне, приехавшие в город, или солдаты, получившие увольнение, они могут пообедать или поужинать в скромных, но чистеньких и уютных столовых «алатурка», харчевнях – ашхане. Здесь не продают спиртных напитков, не играет здесь и западная музыка. А для посетителей с женами, сестрами или взрослыми дочерьми имеется отдельной залик, так называемый «семейный салон» – «айле салон». Слово «айле» значит не только «семья»; оно имеет и более узкое значение – «жена» или «женская половина семьи», куда входят дочери, другие родственницы и малолетние сыновья. Даже в городе, среди турок-горожан, считается неприличным спрашивать о здоровье жены, передавать ей привет. Традиционная вежливость требует справляться о здоровье семьи – айле, передавать привет, если вы раньше бывали в этом доме и знаакомы с женой, опять-таки семье. В кинотеатрах провинциальных городков и сейчас имейся отдельные «семейные места», отгороженные от остальной части зрительного зала. Здесь располагаются женщины, девушки, Дети. Мужчинам вход сюда воспрещен. В крупных городах –Стамбуле, Анкаре, Измире этого уже нет. Но все же в летних открытых кинотеатрах, где места не нумерованы, женщины всегда садятся обособленно от мужчин. Когда в турецкий город приезжает популярный певец или певица, кроме обычных концертов «для всех» устраивают и «айле консери» – «семейный концерт», на который вход разрешен только прекрасному полу. Мужчинам на эти концерты билетов не продают. Единственные представители мужского пола на них – дети до 16 лет, пришедшие с матерями или сестрами. В турецкой праздничной толпе, особенно вечером, очень мало женщин и девушек – почти одни мужчины, юноши, подростки. А если и есть представительницы другого пола, то обычно – в сопровождении родственника. В деревнях во время праздников водят хороводы, пляшут народные танцы. Но и хороводы, и танцы – раздельные: в одних мужчины, в других женщины. Мужской хоровод допускает, правда, одну вольность: в нем танцуют и мужчины, ряженные под женщин, как в османском театре актеры в женских ролях... Жена, взрослые дочери, сестры находятся как бы под постоянной опекой родственников. Девушку до замужества опекает брат, замужнюю женщину – муж. Многие турки не позволяют своим женам отлучаться из дома в одиночку даже днем хотя бы на несколько минут. Часто женщины ходят по своим делам группами, компаниями – несколько родственниц, соседок или знакомых. Все эти пережитки мусульманских и патриархальных взглядов отрицательно сказываются на развитии многих общественно важных сфер деятельности. В городах, например, много учительниц, их даже избыток. А в деревнях учителей не хватает. Женщину же послать учительствовать в деревню нельзя из-за негативного к ней отношения фанатичного сельского духовенства и крестьян. В Турции не хватает врачей. Еще более острый недостаток испытывает страна в среднем медицинском персонале: одна медсестра приходится на трех-четырех врачей. Родители, как правило, не одобряют выбор дочери, если она захочет стать медиком. «Девушка, женщина не должна приближаться к чужому мужчине, будь она врач или медицинская сестра, а он ее пациент: общение медсестры с пациентом по меньшей мере безнравственно», – утверждают мусульманские традиционалисты. Предосудительно в их представлении и работать медсестре имеете с врачом-мужчиной: она должна работать в паре только с врачом-женщиной и обслуживать только женщин. Вот почему в турецких поликлиниках и больницах чаще встречаешь медицинских братьев, а не сестер. Традиционалисты выдвигают разные доводы и против того, чтобы женщины работали на фабрике или в учреждении. «Женщина – это семья, – говорят одни, используя семантику слова "айле", – ее место только дома, с мужем и детьми». Другие высказывают опасения насчет сохранения ее чести: ведь она будет общаться с чужими мужчинами. Третьи видят в этом подрыв экономической базы мужского авторитета... Тем не менее в Стамбуле, Анкаре, Измире и других крупных городах эмансипация женщин зашла довольно далеко. Турчанки участвуют в конкурсах красоты, поставляют кадры для различных увеселительных заведений – ночных клубов, ночных баров, развлекательные программы которых не ограничиваются традиционным танцем живота и стриптизом. Каждый из них имеет штат «консоматрис», – «сотрапезниц». В их обязанность входит развлекать посетителя, если он пришел без дамы, разделить с ним трапезу (точнее, выпивку и закуску), быть ему подругой на вечер и любовницей на ночь. Чем больше закажет блюд и бутылок клиент, тем больше заработает консоматриса: она получает определенный процент с суммы счета, оплаченного посетителем. Открыто существуют в Турции и публичные дома. Целоваться на улице запрещено, но в каждом городе есть особый квартал домов терпимости. Их полуобнаженные обитательницы днем и вечером зазывают в гости мужчин. Но это в глазах турок всего лишь падшие женщины. Они вовсе не достойны мужской опеки и защиты, так как давно «потеряли свою честь»...